В субботу, 19 февраля, в 2 часа дня состоялось открытие турнира. Для игры был предназначен большой нефритовый зал Мэнгэттен-Отеля. Организационная сторона турнира не оставляла желать ничего лучшего. Главным распорядителем турнира был Геза Мароци. Все турнирые часы были тщательно выверены лучшим часовщиком. Эта достойная подражания мера была вызвана известным инцидентом с часами во время партии Капабланка—Ласкер на Нью-Йоркском турнире 1924 г. Для удобства зрителей были поставлены великолепные демонстрационные доски, так что публика могла следить за ходом партий, не приближаясь к шахматным столикам. Наплыв публики был очень велик.
Еще до начала турнира печать горячо обсуждала шансы участников. Главным фаворитом является, конечно, Капабланка, но некоторые нью-йоркские патриоты почему-то возлагают большие надежды на своего чемпиона — Маршалля. Во всяком случае ждут, и не без оснований, упорной жестокой борьбы, чем повышается чисто спортивный интерес к турниру со стороны широкой публики, даже не играющей в шахматы. Не обходится, конечно, и без пари. Американцу безразлично на кого ставить — на лошадь или на шахматиста: важно ведь лишь то, кто первый придет к столбу. Впрочем, что значит „первый"? Быть первым—это очень почетно и в Америке. Но, главное, пожалуй, для американцев, что с „высшим местом" связана и „высшая сумма". По крайней мере, все американские отчеты о турнире, отмечая успехи Капабланки, не забывают подчеркнуть: „Чемпион мира Хозе Рауль Капабланка с острова Кубы в пятом туре выиграл у главного конкурента д-ра Александра Алехина. Таким образом, сеньор Капабланка далеко ушел от всех других участников в борьбе... (вы думаете — за первый приз — нет!). за 2.000 долларов".—Уж такова американская натура!
Американская пресса широко и объективно освещает все перипетии турнира. Между прочим, даже сторонники Капабланки отмечают, что время на обдумывание—2.5 часа на 40 ходов—дает известное преимущество чемпиону мира и Маршаллю, т. к. оба они привыкли уже к этой норме, введенной за последнее время на всех американских турнирах, в частности в Лэк-Хопатконге. Европейцам же придется привыкать к этому темпу игры.
Как и во всем, Америка и в шахматах прежде всего ускоряет темп... Время в Америке столь же дорого, как и деньги. И сколь удивлены были зрители-американцы, когда в первом туре Нимцович, играя черными против Маршалля, думал семь минут, прежде чем сделать ответный первый ход. Правда, было над чем задуматься, ибо Маршалль сыграл 1. е2—е4! Маршалль, который даже в азбуке считает первою буквою—„d"! Какие мысли проносились в это время в голове Арона Нимцовича? Быть может, он думал, что маленькая скромная пешка, так тихо стоящая сейчас на е7, начинена достаточным количеством динамита, чтобы взорвать на воздух всю его „шахматную систему"? Быть может... но разве можно угадать? Через семь минут Нимцович осторожно, чуть дыша и стараясь не делать резкого движения, подвинул опасную пешку только на одно поле вперед: 1... е7—е6. Семь минут на первый ход — какой архаический европейский темп! Впрочем партию Нимцович выиграл.
|