Последний раз, переступив порог школы в четырнадцать лет, Фишер больше нигде не учился. Полученных самостоятельно знаний испанского, немецкого, русского, сербо-хорватского языков вполне хватало, чтобы внимательно отслеживать специальную литературу и быть в курсе всех событий шахматного мира.
Пятнадцатилетний Фишер становится самым молодым гроссмейстером за шахматную историю, выиграв перед этим чемпионат США. Целеустремленно Фишер шел к поставленной цели – стать чемпионом мира. Советская шахматная школа прочно занимала лидирующее место в мире в тот период. 15 лет понадобилось Фишеру, чтобы достигнуть своей цели. Он стал первым американцем на шахматном олимпе, победив Бориса Спасского. До наступления своего триумфа Фишер показал феноменальный результат во встрече с сильнейшими советскими гроссмейстерами, удивив весь шахматный мир внешней легкостью своих побед.
К тому времени за Фишером закрепилось мнение, как о шахматном фанатике. "Все, что я хочу когда-либо делать, – это играть в шахматы". Обширные теоретические знания благодаря феноменальной памяти, глубокие аналитические способности, высочайшая техника, углубленное понимание позиции делали его универсальным шахматистом. Для Фишера шахматы были, прежде всего, искусством. Современники признавали его сильнейшим шахматистом мира.
Перед матчами и во время турниров Фишер постоянно выставлял какие-то требования, которые современникам казались несколько сумасбродными. По прошествии времени многие из его притязаний кажутся вполне адекватными – хорошее освещение во время игры, предоставления права не играть по субботам по причине того, что он был адвентистом седьмого дня. Финалом неудовлетворенных запросов Фишера для проведения матча за звание чемпиона мира, стал отказ от поединка с Карповым в 1975 году. Карпов был объявлен чемпионом мира, а Фишер оставил шахматы и длительное время перестал показываться на публике.
Неоднозначная личность Фишера осталась неразгаданной и до конца не понятой. Уважаемые в шахматные специалисты часто по-разному и несколько односторонне оценивали его фигуру, хотя, надо признать, в высказываниях некоторых гроссмейстеров чувствовалось легкое пристрастие. К величайшему дарованию нельзя оставаться равнодушным.
В любом случае, в шахматном мире Фишер остался величайшим гением, а с некоторыми его экстравагантными поступками обычному человеку трудно согласиться и сейчас.
|