После того как чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров победил в 1996 году специально созданный компьютер «IBM Deep Blue», выиграв в турнире из шести партий три, а две сведя вничью, любой шахматист вне зависимости от его квалификации хотя бы один раз сыграл партию с виртуальным соперником. У большинства шахматистов-любителей первые сражения обычно заканчиваются проигрышем, что не обескураживает человека и он начинает искать оптимальные алгоритмы, которые можно противопоставить компьютерному интеллекту.

В неприятном положении оказался глава ФИДЕ Кирсан Илюмжинов. На носу матч между чемпионом мира Магнусом Каолсеном и Сергеем Карякиным, а президенту шахматной федерации закрыли въезд в США, где пройдет этот поединок.

Зимой семьдесят девятого чемпион мира Анатолий Карпов и автор этих строк были приглашены на соревнование в Канаде, которое сразу же получило звучное название: «Турнир звезд». Еще задолго до его начала шахматный мир оказался взбудораженным – организаторы пообещали собрать невиданно сильный состав со средним рейтингом 2620 балов по системе Эло! Признаться, за четверть века борьбы я в подобном турнире не выступал. Да и после приглашения сомневался, состоится ли вообще такой супертурнир. Во всяком случае, до середины марта из Монреаля приходили противоречивые вести. Дело в том, что устроители соревнования столкнулись со значительными трудностями в переговорах с участниками, которые как раз в это время готовились к отборочным сражениям очередного мирового первенства. Да и вообще, у каждого гроссмейстера год расписан заранее.

Известно, что матчевая стратегия весьма отличается от турнирной. Например, серия ничьих в турнире приводит к тому, что тебя кто-то обходит. В матче такой бег на месте означает лишь передышку. Не отстанешь от соперника. Правда, и не обгонишь. Зато каждая сыгранная партия решающая. Вдвое возрастает цена результативной партии. Ты потерял очко – соперник его приобрел. Если в турнире, даже проиграв, можно надеяться, что кто-нибудь другой восстановит равновесие, то в матче никто за тебя этого не сделает. И на аутсайдерах отыграться нельзя. Их просто нет.

Дистанция матча на первенство мира предстояла немалая – 24 партии! В турнире – ладно! Там каждый день новый партнер: один – тактик, другой – стратег, третий – король ничьих… Меняется ситуация, что ни тур, то сюрпризы. А теперь предстояло два с лишним месяца садиться за шахматный столик с одним и тем же партнером, да еще каким! Самим Ботвинником! Такое однообразие казалось невыносимым.

Так уж случается, что, если шахматист в ударе, ему удается все. Атака пробивает любую оборону, собственная защита оказывается непреодолимой для партнера. В Монреале мне удавалось многое. Я одержал шесть побед и не потерпел ни одного поражения. Говорю об этом не для того, чтобы похвалиться, а чтобы посетовать на свою загадочную спортивную форму. Ведь через несколько месяцев я с треском проиграл претендентский матч Льву Полугаевскому. Потерпел три поражения и не одержал ни одной победы. Такие вот перепады…

В предыдущих главах я уже рассказывал о наших встречах с американским гроссмейстером Робертом Фишером. Но это было время, когда Фишер играл в шахматы… После матча в Рейкьявике, где он победил Спасского, Фишер совершил малопонятный, всех удививший шаг… За прошедшие девять лет он не сыграл ни одной партии. И, увы, с каждым годом крепнет уверенность, что мы уже не увидим Роберта на турнирной или матчевой встрече. Что с ним? Роковой недуг или обострившаяся, ставшая психозом боязнь неудачи? Насколько я помню Фишера, он и раньше проявлял психологическую неуравновешенность перед ответственным стартом. Не исключено, что эта черта, которая еще в семьдесят втором чуть не привела к срыву матча в Рейкьявике, стала непреодолимым барьером для впечатлительного американца.

Девятый чемпион мира вошел в историю шахмат как человек исключительно рациональный, что он и продемонстрировал своим творчеством. Но, искусно защищаясь, он умудрялся побеждать во многих важнейших турнирах.